Божия коровка и морковные зёрна

[Sinferno]

"Если человек не знает, куда он плывет,
для него нет благоприятных ветров".
Сенека

Он уже представлял себе подобный оборот жизни, словно мог мистическим образом предвидеть его. Неужели почти каждый когда-либо думал об этом? Однако фантазии несколько отличались от реальности - они были торжественными, рафинированными и облицованными белым кафелем. Там тоже было очень страшно, и тот страх  блестел хирургической нержавейкой. Но сегодняшний ужас бесконечно превосходил придуманный. Страх провонялся плесенью и говном. Страх перед неминуемым парализовал полностью, а неминуемое было абсолютно немыслимым, чтобы свершиться. Просто надо смириться с наихудшим, осознать самое скверное, что может, в принципе, произойти. Тогда страху можно дать имя и, может быть, укротить его.

Это воображение ещё могло допустить в общих чертах сам процесс. И тогда он видел себя сидящем в красивом медицинском кресле. Над зафиксированной рукой проводили что-то вроде срывания ногтя или, даже, ампутации пальца. А он терпел, собрав в кулак всю свою волю, но отвернувшись в сторону. Да, рука всегда была левой, а двухдневная щетина подчеркивала мужественность лица мученика.

Чудны дела Твои, Боже... Я никогда не боялся своей смерти, почти смирился с тем, что Земля, Солнце, Млечный Путь не вечны. Но и вся Вселенная обречена исчезнуть бесследно. Само время умрёт, прихватив в бездонный омут Ничто даже прошлое. Откуда, куда и зачем этот путь, породивший миры и меня? Взгляд невыносим для смертного, плечи густо обгажены ангелами, натруженные руки пульсируют венами. Изреки слово, которое излечит мою пустоту. Но слово застряло в Твоих устах, как набухший сосок девы, не желая выходить наружу.

Палачи совершенно не беспокоились об удобстве истязаемого. В этом они были обычными и от других палачей не отличались. Представьте, что вам сдирают кожу, а крик не производится ошпаренной кипящим маслом глоткой. Странно, но человек может это вынести. Вернее, ему чаще некуда деться, чтобы прекратить страдания, если только великодушная смерть не сжалиться. Или кто-то выбирает боль сам? Легенды о христианских страстотерпцах только легенды? Наверное, есть путы не слабее стальных наручников и нейлонового шнура. Вот и он скован невидимыми, нерушимыми цепями, которые не позволят избежать боли. «Ешь, ешь яблочко наливное» - шепчет или шипит на ухо змея. Надо оглохнуть, онеметь  - всего-то.

Начало было вульгарным и в чём-то даже обнадёживающим. Палачи тупо лупили кулаками и носками ботинок. Чувствовалось, что порученная работа им нравилась. В этом отношении, их можно было бы назвать людьми счастливыми, ибо не каждый удовлетворён родом своих занятий. В горячке он почти не чувствовал боли. Лишь иногда прорывались мощные нервные импульсы, как ослепляющие вспышки света. Когда сатрапы устали боксировать и присели отдышаться, он подсчитал потери: пара-тройка выбитых зубов, рассеченная губа. Это легко терпеть. Но вот внутри всё могло быть очень серьёзно. Острая боль в груди не позволяла нормально дышать. И тут почему-то вспомнилось странное: солнечный день и пение птиц. Золотая иволга звонко заливается в высоких кронах. Славка-черноголовка не хуже соловья выводит трели в зарослях черёмухи. Тонкие пальчики с облезлым перламутровым лаком на ноготках проводят в рыхлом чернозёме бороздки. Родной и знакомый голос, что-то объясняет. Учит?

Изверги отдохнули и приступили к более изощрённым пыткам, и только теперь стали звучать вопросы, ответы на которые могли бы, ну хотя бы теоретически, остановить боль. Срывание ногтя оказалось не столь аристократической процедурой, как это воображалось. Слишком уж грубо и вульгарно, как член насильника в невинную деву,  под ноготь большого пальца руки вонзились ножницы, разрезали его пополам, как бумагу, и вырвали поочередно обе половинки из кровоточащей плоти. Но рука, надо признать, была левой. От неожиданности он закричал, вернее, завизжал и заскулил, забился всем туго связанным телом, сжимая ягодицы и мотая головой. Это не было похоже на геройские стоны. Если в начале страх перед палачами заставлял заискивающе молчать, лелеял глупую надежду покорностью добиться снисхождения, то теперь грудь наполнила ярость, удесятеренная невозможностью высвободиться и тут же убить своих мучителей. Он выл как зверь и осыпал палачей грязными ругательствами. В основном просто выл, как раненная собака, так как боль не давала думать и находить нужные слова. Ногтей лишились все пальцы, кроме мизинца. Видимо, дознавателям наскучила эта операция, и они решили заняться чем-то более интересным. Окурки сигарет зашипели в источающих кровь ранах. Молоток расплющил  поверивший в своё везение мизинец. Плоть было очень жалко, хотя она и приносила столько хлопот.

В конце концов, Бог никого не искушает сверх меры. Значит мера достигнута? Надо просто ответить на дурацкие вопросы, а что будет потом - это можно потом и обдумать, когда станет не так больно, когда для мыслей найдётся место в голове. Разве химера о долге и предательстве стоит этих мук? Пусть осуждающий сам попробует раздробить себе в лепёшку пальцы!..  Ах, да, осуждает он сам, и он уже испробовал это. Что ж это за хрень такая? И почему она сильнее этих страданий? Почему немыслимо прекратить боль и обречь на неё другого? Почему-то он вспомнил маму. Представил, что она наблюдает, как терзают плоть её кровинушки. Слёзы жалости к ней хлынули, смешавшись с почти иссякшими слезами и соплями боли.

Палачи хотя и любили своё ремесло всей душой, достигли в нём определенного мастерства, но творческая искра и фантазия у них полностью отсутствовала. Один из них вытащил из пыльного мешка банальный и предсказуемый утюг. Шнура не хватало до розетки, поэтому самый невоспитанный громила нервничал и матерился. Пока оба искали удлинитель, человек отдыхал, тело его колотилось крупной дрожью, и холодный пот выступал, как из губки. В ушах звенело, и голоса мучителей доносились, словно из стальной бочки.

Она была крупной девушкой, но, при этом, стройной до худобы. С детским веснушчатым лицом и почти зрелыми формами. У неё было такое тонкое серое платье, наверное, из натурального шёлка. Осиная талия и широкие бедра делали её фигуру особенно привлекательной. Руки ложились на округлости бёдер и скользили по шёлку верх - вниз. Минет она делала ожесточенно, до боли. Глотала с видимым усилием, превознемогая вязкость или брезгливость. Сидела некоторое время с блуждающей улыбкой, как бы удивляясь, каждый раз тому, что совершила это. Потом неизменно просила стакан тёплого молока, надевала наушники и слушала совсем не девчоночий «Yes». Если сказать этим уродам, что их сраные бумаги вложены в дешёвую книжку какой-то писательницы детективов, а книжка эта стоит в книжном шкафу в одной квартире в неком переулке, что хозяйка квартиры «не сном - не духом», то есть слабая надежда избежать страшного.  Нет, нет никакой надежды... Такие товарищи не оставляют  даже предполагаемых свидетелей, а молодую стройную девушку ждёт долгая смерть.

Истязаемый метался и выкрикивал всякую белиберду, лишь бы частички боли зацепились за слова и вышли бы из своего вместилища. Мучитель ткнул кулаком в нос: «Не ори, бля! Лучше скажи, где документы?» Но удар не почувствовался, хотя хрустнул хрящ, и по как бы замороженному лицу обильно потекла кровь. Человек воспринял это с удовлетворением, радуясь новым увечьям, приближающим желанную смерть. В конце концов, как сказал некто из мудрых, любая история заканчивается смертью, если рассказать её полностью. Вдруг боль притупилась, и вновь перед глазами трогательные пальчики выкладывают в жирный рассыпчатый чернозём мелкие морковные зёрна. Откуда-то из прогретого солнцем эфира  прилетел маленький жучок и сел на ноготок с облезлым перламутровым лаком, - «божья коровка, полети на небо...» Уставшее сознание начало медленно уходить из истерзанного тела.

«Уёбки! Костоломы! Коновалы!» - доносится из глухой, почти ушедшей реальности, - «Если сдохнет, самих по кусочкам резать буду! Тащите быстро шприц и кордиамин из моего портфеля». Новый человек протирает руку ваткой и делает укол. Такая забота вызывает умиление, почти благодарность. Коновалы стоят в сторонке, как виноватые нашалившие дети, при этом слегка обиженные, ведь они так старались. Глаза плохо видят, но, похоже, что спаситель вполне приятный молодой человек, с интеллигентными чертами и в хорошем костюме. Он размахивает чем-то перед лицом. «Это промедол. Получишь, если расскажешь где бумаги. А потом мы уйдем и вызовем  скорую. О нас ни слова - иначе найдём». Но наш герой уже не слушал молодого человека в хорошем костюме, лживость слов которого была столь явной, сколь и медово-сладкой; он лихорадочно вспоминал о том, чего же он не успел сделать. Возможно, не выключил чайник или не оплатил телефон? Нет, просто надо все успеть, потому что жизнь не вечна, уходит. Она уйдёт прямо сейчас - только теперь это стало ясно как божий день. Но потом он подумал, что если жизнь не вечна, если всё и все исчезнут, если солнце погаснет, то какой смысл успевать? Приятный молодой человек продолжал неумело уговаривать и неуклюже угрожать. Вдруг, неожиданно, в темный грязный подвал  влетел красно-черный жучок и уселся на свободный от крови островок левой руки. Это было равносильно чуду, иначе как могло попасть сюда, в затхлое тёмное подземелье, солнцелюбивое насекомое? Конечно, это знак! Спокойствие растекалось в душе, которая теперь знала о себе что-то новое, то, что сильней смерти и боли. Он понял, что прошёл главный экзамен, ради которого затеялась его жизнь. «Божья коровка, полети на небо...» - пытались шептать непослушные губы. Человек в хорошем костюме напрягся и приблизил ухо к окровавленному рту, то, что он расслышал, удивило его. Но  умирающий был уже по другую сторону, и ему звучала знакомая песня: «Скоро, скоро придет свет, и успокоит эту бесконечную ночь... скоро, скоро придет время, мы обретем покой, который ищем».

[Шабер]

...скоро, скоро придет время, мы обретем покой, который ищем...

Вот эта фраза, почему-то, вызвала улыбку)

"Если человек не знает, куда он плывет,
для него нет благоприятных ветров".
Сенека

И неблагоприятных тоже, хочется добавить.

Мне кажется я понял про морковные зерна... и понял, наверное, смысл произведения. Почему-то я стал грустнее. Неужели обязательно помнить боль, чтобы испытывать радость (счастье)?

Мне понравилась грубость и нежность -- сочетание. Открыто. Нежность теряет негу без грубости? Хотя это другая сторона одной медали.

Но мне стало легче воспринимать собственные переживания.

Заметки не в тему.
И, вообще, мне кажется, что мысли искажают чувства. Чем больше мы учимся воспринимать слова, тем больше разучиваемся чувствовать!? Мне вот мысль пришла: знакомство с человеком без слов. Может так знакомство становится более полным, ясным? Лично для меня всегда хуже когда "не о чем помолчать", чем "не о чем поговорить". Хотя нужна музыка, интонация...
И, вообще, как бы человек воспринимал жизнь не зная слов?

[Sinferno]

Шабер, спасибо за внимание к моему опусу и за слова.
Фраза? Ну я так немного вольно перевёл строчки из одной песни группы "Yes".
Сейчас не помню названия композиции, но это, кажется, 1974 год, альбом " Relayer". Там есть такая вещь - в начале сплошная какафония и, вдруг, мелодия: "Soon, o soon the light..."

Мне, наверное, было бы страшно услышать кто и что понял в моих текстах. Хотя я постю их для чего-то. Да, все же мне интересно, как другие люди чувствуют вокруг моих собственных эмоций. При этом все равно, ругают или хвалят "пейсателя" - главное, что задело.  

Я бы сказал (вернее, об этом уже многие сказали), что не мысли искажают чувства, а - слова. Хотя можно ли мыслить без слов? Думаю, можно.
Восприятие без слов? Ну, буддисты утверждают, что так можно узреть истинно сущее.   Но они (буддисты) и чувства не особо жалуют.

[Воображение]

А я плакала... Прочитала трижды с промежутками временными, и снова снова плакала. Но если я попытаюсь выразить словами объяснение хоть одной своей слезы, наверное буду говорить много дней, и все равно не объясню.
Sinferno
Спасибо, что выкладываешь здесь слова о чувствовании. Они так умелы и всегда глубоко меня трогают. Отражение чувств и эмоций в словесных рисунках это большой талант по моему мнению.
Жду новых картин)

[Шабер]

[Для просмотра ссылки зарегистрируйтесь]

Sinferno

Мыслить без слов -- мне нравится...

[vik2]

Sinferno
Не совсем понятно что за бумаги... он их украл, ему ли они принадлежали, работал ли он на этих людей... предистория не раскрыта полностью. Процесс избиения, мучений - описан мастерски. За это -  респект.

[Sinferno]

Воображение, вот уж не хотел бы, чтобы кто-то плакал из-за моих опытов. Не надо.


vik2, возможно, герой по глупости украл что-то, так как просто работал в легальной сфере бизнеса некой группировки. А потом решил, что спрятав не у себя, поступит очень умно. Но у меня не хватило запала описывать это, потому что это в момент написания лично мне не было интересно. Уже потом мне пришла идея обозначить, что к текущему моменту отношения с женщиной разорваны и вставить воспоминания конфликтных фрагментов. жестких, обидных высказываний женщины. Но пока нет тяги возвращаться и переделывать. Может потом созрею?


Шабер, да, слова искажают мысли.

[Анаксимандр Яркий]

Нормально. Читаемо. Жаль, что коротенько.  

[Sinferno]

Анаксимандр Яркий
Спасибо. Твое мнение для меня ценно.

[Анаксимандр Яркий]

Sinferno
Ага, ценно  Все давно ждут от него романов, а он коротенькими рассказами отделывается