Что вы читаете сейчас?

[А.мне.ЗИЯ]

MAINphoenix

интересная причина))

это не причина - это констатация факта    

[pamels]

я так и не осилила не могу читать Л. Толстого и все smiles (7).gif

в школе тоже не читала, а теперь в захлёб (сходила в театре посмотрела спектакль Анна  Каренина)

[А.мне.ЗИЯ]

pamels
я ни в школе не смогла, ни в универе не (как ни стыдно)

[Super Nova]

Читаю словарь иностранных слов.Сюжетом не напрягает, а знаний- тьма.Едем недавно с подружкой и ее мамой на променад по магазинам, обсуждаем что-то.Слово за слово и я значит, очки поправляю и говорю (старшей из нас) :" вы чрезмерно толерантны к религиозным обычаям людей.Зачастую они становятся причиной терроризма". Спасибо словарю!    

[Ligamen]

Олег Овчинников - Семь грехов радуги

[Лель]

Аэробушек

A. Huxley. Point Counter Point.

Joachim Fernau. "Halleluya: die Geschichte der USA". пер. с нем. Э. Венгеровой

[EURO-banan]

Камю "Первый человек"...  

[pamels]

Д.Г. Хессайон - всё о комнатных растениях

[Лель]

[Для просмотра ссылки зарегистрируйтесь]

В.М. Дорошевич
"В аду"

Сцена представляет ад перед праздниками. Всюду надписи огненными буквами: "Большой выбор чертей", "Ведьмы оптом и в розницу", "Покойники свежего получения". "Отделение невинных младенцев".
Черти бегают, высунув язык. Вельзевул сидит за выручкой. Господа писатели, длинноволосые, плешивые, старые, молодые, почти младенцы. Дамы писательницы хорошенькие и такие, про которых обыкновенно говорят "мордальон". "Мордальонов", впрочем, больше. Все это шумит, гамит, торгуется. Входит господин богемного испанистого вида:

Господин: Сорок чертей и одна ведьма!

Черт: (услужливо) Вместе прикажете завернуть?

Господин: Вместе. Там уж потом разберу кого куда. Привидений нет?

Черт: Привидений, извините, нету-с. Был заготовлен большой ассортимент. Но все разобрали-с. Неугодно ли вместо привидений скелет будет взять? Хороший скелет есть, в стене замурованный.

Господин: Нет, это ныне не в моде - скелеты в стене. Устарело!

Черт: Так точно-с, дамский товар. Дамы больше скелеты берут. Собаку не прикажете ли хорошую? Отличные собаки есть с пружинкой. Воет на улице. Ее пускают в дом, а она потом хозяину жизнь спасает. Публика очинно таких признательных собак одобряет.

Господин. Хорошо. Заверните хоть собаку. А младенец у вас есть?

Черт: Помилуйте, как младенцам не быть! Вам каких младенцев: простых или с фокусом? Усовершенствованный сюжетный младенец есть, его подбирают, а он потом вырастает и делается земским доктором, целый уезд от скарлатины спасает. Публика таких младенцев не меньше, чем признательных собак одобряет.

Господин: Хорошо, положите мне полдюжины младенцев с фокусом. Уговорили.

На смену испанцу входит многописатель вида мрачного, с мозолями на обеих руках:

Черт: Чем могу служить?

Многописатель: Чертей штук восемьсот. Да повеселей чтоб были черти, по оптовой цене.

Черт: Покойников положить-с?

Многописатель: Ну да, кладбища два или три.

Черт: Покойничков заморозить прикажете? Господа беллетристы всегда публике мороженых покойников подают.

Многописатель: Нет, я сам заморожу. Оно вернее будет. Младенцев положите сотни две. Только выберите попаршивее. Публика любит, чтобы в святочном рассказе младенца помыли. Хорошие ли младенцы-то?

Черт (обиженно): Первый сорт. Одно удовольствие, а не младенец. Голоса такие - в метель слышно.

Многописатель: То-то. Живые ли?

Черт: Верьте совести! Даже обидно-с!

Многописатель: Знаю я вас. Опять, как в прошлом году выйдет. Подсунете мне мертвого младенца. Так и рассказ у меня начинался: Была морозная ночь под Рождество. На снегу лежал мертвый младенец. " а потом этот ребенок у меня вырос и знаменитым писателем сделался. Критика и придралась.

Черт: Со всяким может случиться...

Многописатель: А все-таки конфуз. Блудных сыновей, как я заказывал, приготовили?

Черт: Это которые в рождественскую ночь под родительский кров возвращаются? Отложены. Народ испытанный. Они каждый год к Рождеству к батюшкам-матушкам возвращаются, а после святок опять из дому бегут.

Многописатель: Ну, кажется все. (вынимает записочку) Двадцать два святочных рассказа для Петербурга, восемьдесят восемь в Москву, четыреста двадцать семь в провинцию. Думаю, гонорара на провизию хватит.

Черт: Думаю, даже покойников пять еще останется.

Многописатель: Ничего, я их до будущего года замариную.

Входит Дама.

Дама: Дайте мне Наполеона.

Черт: Наполеона, извините, нету-с. Сами понимаете, Наполеон один - а беллетристов много. Занят-с, Бонапарт.

Дама: Ну ничего. Дайте мне в таком случае небольшого брошенного щенка. У меня хороший сюжет был задуман, как Наполеон в Корсике в рождественскую ночь чуть-чуть не замерз. Ну да я Наполеона на щенка переделаю.
Вы не поверите господин черт, сколько с детьми возни. Я, надо вам сказать, пока покойник-муж был жив, ничего не делала - только дети каждый год родились. А как осталась вдовой без всяких средств - ну и пришлось литературой заняться.

Черт: (с соболезнованием) Это со многими писательницами случается.

Дама: Вы не поверите сколько с детишками литературных хлопот. То за Вавочку в гимназию платить - роман пиши. То у Кокочки коклюш - рассказ напишешь. То Ниночка панталончики порвала - новеллу по этому случаю писать надо. Ужас!

Подходит мальчик с плиткой шоколада в руках:

Мальчик: Господин чёлт! Позвольте мне падсую зенсину для рассказа, чтобы она плониклась и возлодилась.

Дама(с умилением) И ты пишешь, малютка?

Мальчик: Писю!

Дама: А который тебе год, крошка?

Мальчик: Сестой.

Дама (всплескивая руками) Ах, какой ребенок! По шестому году уже повести про падших женщин пишет! А мой Кока: девятый год мальчику, в первый класс ходит, и до сих пор одну драму написал.

Покупатели все приходят, приходят, приходят.

Вельзевул: (потирая руки) Эко их сколько расплодилось, писателей-то. Это новая казнь, которую я выдумал для мира. (злорадно хлопает ладонью по связке книг, на которых написано "Новые журналы и газеты".

Люблю я новые журналы
Плодят писателей они!....

[Лель]

Юрий Мамлеев "Шатуны"

Нет ли закурить? - угрюмо спросил он у парня.
Тот, с веселой оживленной мордочкой, пошарил в карманах, как в
собственном члене.
И в этот момент Федор, судорожно крякнув, как будто опрокидывая в себя
стакан водки, всадил в живот парня огромный кухонный нож. Таким ножом обычно
убивают крупное кровяное животное.
Прижав парня к дереву, Федор пошуровал у него в животе ножом, как будто
хотел найти и убить там еще что-то живое, но неизвестное. Потом спокойно
положил убиенного на Божию травку и оттащил чуть в сторону, к полянке.
В это время высоко в черном небе обнажилась луна. Мертвенно-золотой свет
облил поляну, шевелящиеся травы и пни.
Федор, лицо которого приняло благостное выражение, присел на пенек, снял
шапку перед покойным и полез ему в карман, чтобы найти пачпорт. Деньги не
тронул, а в пачпорт посмотрел, чтобы узнать имя.
- Приезжий, издалека, Григорий, - умилился Соннов. - Небось домой ехал.
Движения его были уверенные, покойные, чуть ласковые; видимо он совершал
хорошо ему знакомое дело.
Вынул из кармана сверток с бутербродами и, разложив их на газетке, у
головы покойного, с аппетитом, не спеша стал ужинать. Ел сочно, не гнушаясь
крошками.
Наконец, покойно собрал остатки еды в узелок.
- Ну вот, Гриша, - обтирая рот, промолвил Соннов, - теперь и поговорить
можно...
А!? - и он ласково потрепал Григория по мертвой щеке.
Потом крякнул и расселся поудобней, закурив.
- Расскажу-ка я тебе, Григорий, о своем житьи-бытьи, - продолжал Соннов,
на лице которого погруженность в себя вдруг сменилась чуть самодовольным
доброжелательством. - Но сначала о детстве, о том, кто я такой и откудава я
взялся. То есть о радетелях. Папаня мой всю поднаготную о себе мне
рассказал, так что я ее тебе переговорю. Отец мой был простой человек,
юрковатый, но по сердцу суровай. Без топора на людях минуты не проводил. Так
то... И если б окружало его столько же мякоти, сколько супротивления... О
бабах он печалился, не с бревнами же весь век проводить. И все не мог найти.
И наконец нашел тую, которая пришлась ему по вкусу, а мне матерью... Долго
он ее испытывал. Но самое последнее испытание папаня любил вспоминать. Было,
значит, Григорий, у отца деньжат тьма-тьмущая. И поехал он раз с матерью
моей, с Ириной значит, в глухой лес, в одинокую избу. А сам дал ей понять,
что у него там деньжищ припрятаны, и никто об этом не знает. То-то... И так
обставил, что матерь решила, про поездку эту никто не знает, а все думают,
что папаня уехал один на работы, на целый год... Все так подвел, чтоб мамашу
в безукоризненный соблазн ввести, и если б она задумала его убить, чтоб
деньги присвоить, то она могла б это безопасно для себя обставить. Понял,
Григорий? - Соннов чуть замешкался. Трудно было подумать раньше, что он
может быть так разговорчив.
Он продолжал:
- Ну вот сидит папаня вечерком в глухой избушке с матерью моей, с Ириной.
И прикидывается эдаким простачком. И видит:
Ирина волнуется, а скрыть хочет. Но грудь белая так ходуном и ходит.
Настала ночь. Папаня прилег на отдельную кровать и прикинулся спящим.
Храпит. А сам все чует. Тьма настала. Вдруг слышит: тихонько, тихонько
встает матерь, дыханье еле дрожит. Встает и идет в угол - к топору. А топор
у папани был огромадный - медведя пополам расколоть можно. Взяла Ирина топор
в руки, подняла и еле слышно идет к отцовской кровати. Совсем близко
подошла. Только замахнулась, папаня ей рраз - ногой в живот. Вскочил и
подмял под себя. Тут же ее и поимел. От этого зачатия я и родился... А отец
Ирину из-за этого случая очень полюбил. Сразу же на следующий день - под
венец, в церкву... Век не разлучался. "Понимающая, - говорил про нее. - Не
рохля. Если б она на меня с топором не пошла - никогда бы не женился на ей.
А так сразу увидал - баба крепкая... Без слезы". И с этими словами он обычно
похлопывал ее по заднице. А матерь не смущалась: только скалила сердитую
морду, а отца уважала... Вот от такого зачатия с почти убийством я и
произошел... Ну что молчишь, Григорий, - вдруг тень пробежала по лицу
Федора. - Иль не ладно рассказываю, дурак!?