Истории из жизни

[sergunya]

Дмитрий Александрович. "Юрка" взято с  сайта [Для просмотра ссылки зарегистрируйтесь]


Все же есть свое очарование в западнобелорусской деревеньке в сезон уборки картофеля. Просыпаешься обычно от нежаркого, но слепящего солнечного луча, который, пробиваясь сквозь спелые тяжелые желтые сливы в хорошо вымытом окне, придвигается к твоим глазам, как стрелка к означенной цифре. Только вместо будильника - световой сигнал сонным глазам, который не унять нажатием кнопки. И хотя сегодня воскресенье, и сколь угодно можно предаваться эротическим сновидениям, ничего не поделаешь, акт пробуждения состоялся.
     Впрочем, акт пробуждения состоялся еще лет пять назад. Как пошел я в седьмой класс, пристроила меня матушка по знакомству в секцию акробатики. Дабы оторвать от Мопассана и Бокаччо, тайком читаемых с фонариком под одеялом. Умная тетя посоветовала ей направить мою рано пробудившуюся сексуальность на физические экзерсисы. Ох и нудное это дело: многократно отрабатывать фляги, рандаты и прочие элементы, так не нужные в жизни. Стал я прогуливать, вместо спортзала бегал в кино. Помню "Ромео и Джульетту" Дзеффирелли, сладкий фильм, слезоточивый. Раз десять смотрел, сначала украдкой слезу вытирая, потом сочувственно разглядывая всхлипывающих зрителей. Но всегда с нетерпением дожидался постельной сцены, помните, на рассвете, когда Уайтингу нужно было срочно скакать в Мантую. "То жаворонок был..." Ромео, обнимая Оливию Хасси, лежал обнаженным на животе, а камера упоенно скользила с гладкой спины на ягодицы, покрытые мягкой порослью, а затем томно углубляясь в изгибы его стройных ног. Не знаю, в кого я был больше влюблен: в Ромео, в Джульетту или в их любовь, но эта сцена меня каждый раз волновала. Вот и сейчас за окном зазывно чирикает нечто пернатое, наверно, жаворонок. А рядом со мной сопит потенциальный Ромео, то есть мой однокурсник Юрка, стянувший на себя почти все тяжелое ватное одеяло. Он лежит носом к стенке, являя мне сбившуюся копну соломенных волос и плечо в потной майке. Нега разливается по всему телу от мысли, что в любой момент я могу прикоснуться, а то и прижаться, ощутив все тепло его сонного тела.
     Из акробатической меня выгнали за прогулы, и, чтобы не расстраивать мать, я тут же напросился в соседнюю секцию классической борьбы. Античных авторов я в то время еще не читал, но интуитивно тянулся к классике. Там я быстро подружился с мальчиком, не помню имени, он занимался уже год и нa нем было настоящее борцовское трико. Вскоре я вытащил его на "Ромео и Джульетту", но он ерзал и почему-то не плакал. Я был разочарован, но в остальном он мне импонировал. У него было открытое лицо с маленьким носиком, светлопепельные короткие волосы, он был так же худощав, как и я. Из-за одной весовой категории тренер нас обычно ставил в пару. Однажды было такое упражнение: я должен был нагнуться, взяв корпус партнера не то на плечо, не то на спину. При этом одной рукой я захватывал его за шею, другой - под пах. Дальше бегом по кругу. Моя правая рука вместо захвата сделала плавное скользящее движение по трикотажной промежности, потом я напрягся и рывком его поднял. Было тяжело, но приятно. Затем тренер дал команду поменяться. И тут я с ужасом вспомнил, что на мне вместо спецтрико обычные майка и трусы, а под ними эластиковые плавки. Я устыдился своей плебейской униформы и представил, как его рука будет путаться в моих измятых трусах. Но мальчик стремительно нагнулся, и, ловко взвалив меня, понесся по кругу, так что я вспотел от страха быть уроненным. В раздевалке были душевые, но я обычно переодевался и убегал, душ оставляя на дом. Не то, чтоб я очень торопился, просто мне неловко было стоять голым рядом со старшими ребятами, которые, играя друг перед другом мускулами, матерились, похваляясь своими похождениями с "телками". Я боялся, что меня толкнут на скользком полу или, что совсем уж было страшно, будут смеяться над моим не слишком атлетическим телом, или, что хуже всего, вдруг у меня встанет... В тот день мы последними пришли в раздевалку, народ уже расходился. Он быстро разделся и направился в душ, позвал меня. Я отнекивался, мол, даже полотенца не взял, уж как-нибудь дома. "Черт, даже спину потереть некому, - сказал он жалобно, а потом как-то живо, словно вдруг нашелся, добавил, - а полотенце у меня огромное, махровое, на двоих хватит".

     Юрка шевельнулся во сне и закинул на меня ногу. Ноги у него мускулистые, загорелые и безволосые, как у того мальчика. Только плечи много шире, а при узких бедрах торс его мне казался идеальным, хотя спортом он не занимался и физкультуру в институте игнорировал, как все. Однокурсницам он нравился, хотя никогда не выказывал предпочтений. Интересно, он уже трахается? До "картошки" мы близко никогда и не общались, он из другой группы. За год учебы болтали в курилке пару раз о лекциях, преподавателях, ни о чем. Здесь нас поселили вместе случайно. Подошла к сельсовету, куда нас привез автобус из города и где распределяли по хатам, баба Гануля и просто заявила:
     - А я вось гэтых двох хлапчукоу прыгожых узяла б.
     - А чаму дзяучат не возьмеш? - со смехом спросил бригадир.
     - Дык летась былi ужо, хопiць. Увесь час да iх хлопцы заляцалiся, дык дзьвярыма да ночы стукалi, - она хитровато улыбнулась. - Хлопцы спакайнейшыя. А дзевак ты, Мiкола, да сябе бяры. Няхай мае хлопцы да тваiх у госьцi ходзяць.
     Так и попали мы с Юркой в ганулину хату. Бабка для нас приготовила "залу", а сама жила в спальне.
     - Фiранкi карункавыя, - показала бабка сразу на белые занавески, - хаця рукi аб iх не выцiрайце.
     - Добра, бабуля, - мягко сказал Юра, радостно переводя взгляд на телевизор, - I тэлебачаньне у вас працуе?
     - А як жа ж! Усе як у горадзе. - Гануля самодовольно улыбнулась щербатым ртом. - Глядзiце, хлопцы, толькi не спалiце. I з цыгарэтамi на двор цi у сенцы. А так усе тут для вас, кепска ня будзе!
     Юрка косо поглядел на скромный диванчик:
     - А спать где же?
     - А зараз разварушым ложак, - и она ловко распахнула диван-кровать, потом постелила чистое белье и дала одно, хоть и большое, ватное одеяло.
     - Подушки хоть две, - обернувшись ко мне, растерянно шепнул Юрка.
     О, наивная деревня белорусская! Положить под одно одеяло двух парней о восемнадцати годков! В порядке вещей. Ну не было у нее лишних одеял.
     - Рукамойнiк пад яблыняй, а у лазьню у нядзелю ужо пойдзеце, бачылi, каля клубу? - выпалила Гануля, подмигнула и выскочила с ведром, наверно, корову доить.

     Я помедлил еще минуту и, осторожно ступая по скользкому кафелю, подошел к душевой кабине. Он стоял спиной, смывая намыленную голову. Я не знал, что делать. Стал откручивать краны в соседней кабине, меня обдало ледяной водой, я отскочил, и тут он позвал:
     - Ну, иди сюда, ты там долго провозишься с этими кранами. Он схватил меня за руку и вовлек под густую струю.
     - Дай руку, - и он выдавил на мою ладонь шампунь из тюбика.
     Я вышел из-под душа и, отвернувшись, стал намыливать голову. Вдруг он подошел сбоку и запустил пальцы в мои волосы.
     - Мы так потеем на матах, что мыться надо сразу.
     При этом он отстранил мои руки от священного процесса омовения головы и начал приятно массировать. Я закрыл глаза и оперся о ребро перегородки. Потом я почувствовал его пальцы у себя в ушах. Ничего не видящий и не слышащий, я ощущал мир только через его дыхание и прикосновения, мягкие и уверенные. Вскоре я почувствовал руку на шее, она влекла меня под душ, где приятные теплые струи, переплетаясь с его горячими руками, смывали пену. Затем я получил намыленную губку и улыбку влажных глаз.
     - А теперь поработай ты, - сказал он, поворачиваясь спиной, и уперся в стенку обеими руками.

     Юрка перевернулся на живот, и лицо его уперлось в мое плечо. По комнате летают две деревенские мухи, исполняя брачный танец с вдохновенным жужжанием и нагло не замечая липкой ленты, подвешенной к абажуру. Когда они приземляются на юркиной щеке, я их тихонько сдуваю. Он не просыпается. Пусть спит, сегодня воскресенье, кстати, будет баня.

     Губка быстро скользила вверх по его спине и затем осторожно спускалась до невидимой границы, дальше которой я боялся опускать глаза. Я старался с силой давить на мочалку, не столько демонстрируя мужскую силу, сколько пытаясь отвлечь себя от непонятного состояния внутреннего напряжения, более всего опасаясь явить его глазам напряжение внешнее. В какое-то мгновение я почувствовал, что теряю контроль, и стал судорожно перебирать в мыслях отвлекающие образы. Кормилица - мое спасенье, хохотушка, помоги! "Сейчас на лобик ты упала, а подрастешь, на спинку будешь падать". А у него на лопатке родимое пятно, с трехкопеечную монетку, и много ниже тоже, поменьше. Как хочется дотянуться туда рукой... А потом туда, куда на тренировке... Ой, кажется, приехали... А если он сейчас повернется? Щеки мои пылали. Лукавая кормилица меня предала.

     Спящая юркина ладонь уже у меня на животе. Пусть бы она опустилась ниже, я уже готов. Боже, она опускается, я холодею. Видно, сильно эротические у него сновидения. Уже касается, Надо быстрее выпрыгивать из постели. Чужая горячая рука у меня в паху. Рука моего однокурсника, любимца институтских девиц. Да мне еще четыре года с ним учиться! Встать! Не могу встать. Он, кажется, гладит. Неужели все еще во сне?

     - Спасибо, теперь моя очередь, - он поворачивается. Я пропал. Но что это? У него тоже. Я хочу вручить мочалку, но его рука уже держит мой... О, какое сладкое покалывание. Я боюсь поднять глаза. Он сжимает всей пятерней... до боли. А что же я стою с этой дурацкой мочалкой? Свободной рукой я дотрагиваюсь до соска, глажу грудь. Губка выпала из другой, и я дотронулся впервые... При одном этом воспоминании у меня все напрягается, как тогда. Но тогда хлопнула дверь в раздевалке, раздались голоса.

     - Лазьню ужо пратапiлi, - не по-старушечьи звонким голосом объявила Гануля, распахивая дверь. - Дзень добры, уставайце, калi ранiцойпойдзеце, народу не багата будзе. Усе паехалi на крiмаш быу паехаушы, дык гарэлкi тамака набрауся, як сьвiння гразi, дык сэрца i схапiла. Да дому не давезьлi, сканау на шляху. - Гануля подошла к образку, повязывая платок, и перекрестилась. - У касьцел сеньня паеду. А вы ж, пэуна, на танцы?
     - Так, бабуля.
     - Ну, няхай сабе, маладыя ж...  - и выпорхнула так же внезапно.
     Юркины руки были уже поверх одеяла, глаза открыты.

     Кто-то забыл вещи, и голоса, так и не проникнув в душевую, смолкли. Я осторожно выглянул в раздевалку - никого. Закрыв плотно дверь, взял мыло и стал им медленно водить под мышками. Ни слова не говоря, он нежно прикоснулся к моему запястью, отнял белый скользкий кусочек и быстро намылил мочалку. Я повернулся к запотевшему окну, ожидая прикосновения губки, но ощутил гибкие пальцы, энергично массирующие шею и плечи. А все же, как его звали?

     Глядя задумчиво в окно и щурясь от солнца, он спросил:
     - А шампунь ты привез?
     - И даже пемзу.
     - А у меня есть целая махровая простыня.
     - Давай не пойдем на завтрак, Гануля не обидится, если мы выпьем по кружке простокваши натощак. У тебя где-то было печенье? Юрка осторожно перелез через меня, прошлепал к рюкзаку, откуда немедленно посыпались пакетики, пачки, банки.
     - Мать все беспокоилась, что кормить здесь плохо будут. Смотри, чего только не натолкала.
     Мы быстро умылись, позавтракали, набили сумку банными причиндалами и вышли на улицу. В траве еще поблескивали следы ночных заморозков, но солнышко уже пригревало. Проходя мимо развалин замка, мы замедлили шаг, потому что Юрка стал упоенно рассказывать о магнатской фамилии, которая владела этими землями в семнадцатом веке. Он подошел к треснувшей стене и мягко провел рукой по старинной кладке. У него были длинные пальцы с удивительно ухоженными ногтями. И когда он успевал следить за ними после ежедневного копания в земле?

     Пальцы исчезли, и через мгновение жгучая губка со скоростью проехала по позвоночнику. Его свободная рука легла мне на талию. А мочалка уже мягко гуляла по ягодицам. Истома, стыд и еще какое-то неизвестное чувство нахлынули на меня, я расслабился и едва держался на ногах.

     В бане никого не было. Как только мы разделись, Юрка потянул меня в парилку. Про веник мы забыли, о чем он шумно сожалел, потом резво поддал ковшик воды на раскаленную печь и растянулся на широкой дощатой ступеньке. Я залез на ступеньку повыше, сел на корточки и с любопытством стал разглядывать не виденную раньше часть его тела. Она была гладкой и упругой. Он положил голову на руки и, казалось, уснул. Мелкие капельки выступили на его загорелой коже. Я скоро размяк от жары, влага заструилась по лбу, заливая глаза, волосы горели. Я спустил ноги, но ступить было некуда. Тогда я осторожно поставил одну ступню меж его раскинутых ног, едва задев, а другой дотянулся до пола. Раздался вздох.

     Я чувствовал его нервное дыхание не в такт движения мочалки. Полуобернувшись, плохо понимая, что делаю, протянул руку к обжигающему дулу пистолета и погладил его твердый ствол. Он застонал.

     Я открыл дверь и вышел в прохладу. Окатил себя тазом воды и быстро намылился. В этот момент распахнулась дверь парилки, и Юрка, пошатываясь, побрел выбирать тазик.
     - Странно, что наших никого нет.
     - Перепились все вчера, вот и дрыхнут. А вот местное население где?
     - А на кiрмашы у Паставах, - Юрка хохотнул, потом подошел к двери в предбанник и набросил железный крюк.
     - Ты зачем запер?
     - А не люблю неожиданностей, - и он посмотрел в единственную незакрашенную форточку. Потом стал плескать на себя воду из таза.
     - Не брызгай на меня, холодно.
     В ответ он, смеясь, выплеснул весь таз мне под ноги.
     - Ложись на лавку, я тебя мыть буду, как надо, - сказал он тоном заправского банщика.
     Я покорно улегся на живот. Он окатил меня из тазика, намылил жесткое натуральное мочало и принялся за мою спину. Потом по бедрам, сильными рывками по ногам. Мне оставалось только поддаться обаянию силы его рук. В городской бане я бывал редко, только когда дома отключали воду. А уж не мыли меня никогда, впрочем, почти никогда... Но вдруг пронзила мысль: а как я перевернусь, ведь уже готов...

     Я присел и просунул другую руку под бархатистые полусферы. Перед глазами пульсировали набухшие, голубые под нежной кожей, сосуды, и я провел по ним языком. Пальцы мальчика погрузились в мои волосы и чуть приподняли мою голову, и во рту оказалась часть его тела. Она плавно двигалась. Вскоре это странное ощущение дополнилось еще более неожиданными, вкусовыми и звуковыми. Он хрипел, и тело его била неудержимая дрожь. Опять хлопнула дверь в раздевалке, и мы ушли под душ.

     Кто-то стучал. Юрка подошел к двери и сбросил крючок. - А, гэта гарадзкiя, - протяжно просипел мужик, разглядывая нас, и втянул за собой ребенка лет шести. Я встал не торопясь, домылся сам. Потом аккуратно потер Юрке спину, с деловым видом, нарочито показывая мужику, что мы торопимся и не расположены к его похмельным словоизлияниям. Он смотрел пристально, с явным желанием завязать разговор. Но через несколько минут мы уже курили в предбаннике, завернувшись в одну махровую простыню, что зримо сближало. Вскоре в окне показались наши однокурснички, и мы стали одеваться.
     Я договорился зайти после бани к ребятам на преферанс. Юрка, не игрок, сказал, что пойдет в соседнюю деревню на тамошний костел поглядеть. К вечеру он вернулся с бутылкой "Беловежской". Потом - на танцы в клуб. Он не пропускал ни одного и каждый раз с новой барышней. А когда он лихо подхватил полногрудую завклубом (кличка среди студентов Шестой Размер), то почти все перестали танцевать и с аплодисментами, переходящими во всеобщий хохот, не сводили глаз с умопомрачительной пары. Зардевшаяся матрона, гордо поддерживая честь сельской интеллигенции, а заодно и парик, ритмично работала бедрами, танцуя, предположительно, танго, хотя звучала рок-музыка. Свободной от парика рукой она иногда, в такт своему внутреннему мотиву, властно прижимала к неслабой груди мелковатого для нее кавалера, а Юрка при этом хранил серьезнейшее выражение лица. С проблесками жгучей страсти на резких поворотах. Закончился танец счастливой слезой Шестого Размера, окрашенной тушью цвета кляксы в дневнике второгодника, и ее благодарным книксеном, плавно переходящим в нетрезвый реверанс. В одиннадцать все закончилось, но раскрасневшиеся студенты явно не собирались расходиться, строя планы ночных похождений. На крыльце мы закурили, Юрка, шатаясь положил руку мне на плечо:
     - Пойдем домой, завтра рано на барщину.
     Я не был пьян, но решил подыграть. И обняв его за талию, повел, спотыкаясь, по темной деревенской улице.

     Руки его обвивали мой торс. Он прислушался: уже никого нет. И не отводя головы, неловко попытался поцеловать меня. Нос мешал. Я первым догадался, наклонил голову, и наши губы жадно впились друг в друга, а вода хлестала по щеке. Он отвел меня в соседнюю кабину и сел передо мной на корточки. Стал поглаживать мои щиколотки, потом икры...

     - А ты массаж умеешь делать? - спросил я Юру, когда мы уже легли.
     - А ты хочешь? - в этом резком ответе мне почудился двойной смысл.
     Я молча перевернулся на живот и положил руки под голову, прислушиваясь к старушечьему посапыванию в соседней комнате. После паузы он откинул одеяло и сел на меня верхом, стиснув коленями мои бедра. Я мгновенно почувствовал прилив крови к месту соприкосновения и ощутил горячее дыхание наездника. Медленно и неуверенно начал он разминать плечевые мышцы. Вскоре руки застыли, а дыхание приблизилось к моему уху. Я приподнялся, и губы поймали обжигающий язык.

     Я стоял с закрытыми глазами на резиновом коврике, ощущая его губы сначала ступнями, потом голенью, бедрами и... наконец... Он легонько покусывал, и это возбуждало еще сильнее.

     Юрка помог мне перевернуться. Поцелуи его прижигали то шею, то руки, то грудь, то живот. И вдруг я оказался в нем по самый корень, а длинные дерзкие пальцы его сжимали мои запястия, как будто я хотел вырваться. Рывок, - и тусклый свет фонаря за окном высветил перед глазами контур его бедер, а потом я почувствовал, как в губы упирается что-то нетерпеливое и горячее.
     Затем он встал, повернулся и рукой направил мое орудие в цель. О, как восхитительно было вхождение в этот мир неги и дрожи. Руки мои жадно обхватили тело, с которым я уже ощущал себя единым целым. Мальчик стонал, но звук, в экстазе вырвавшийся у меня, наверно, заглушил его стоны. Рука, скользнувшая по его животу, осязала пульсирующую влагу.
     Юрка лег рядом, притянул меня к себе, поцеловал глубоко и с жаром, а потом всей тяжестью навалился мне на спину. Я почувствовал настойчивые толчки, боль, весь напрягся, постепенно расслабился и... это мне казалось похожим на состояние невесомости. Через какое-то время он уже судорожно кусал мое плечо, но я не чувствовал боли. Только блаженство.
     Когда я вышел из душа, он обмотал мне шею махровым полотенцем. Было так хорошо. И было счастливое ощущение, что теперь я не один такой, и не один. Что у меня есть друг, с которым я уже не расстанусь.

     Юрка ушел на двор курить. А я смотрел на черную ветку с черными сливами на блекло-желтом фоне фонаря и слушал шепот срываемых осенним ветром сухих листьев. Наверно, я был счастлив в те минуты. Но с тревожным шорохом листьев уже подползал страх потери. Неизбежно ли это ? И я с силой сжал подушку. А подсознательно я душил эту сверлящую...
     И тут меня осенило: мальчишку-то звали Юрой! Только больше я его никогда не встречал.
     Он вернулся, скрипя сапогами, чиркнул спичкой и, приблизив дрожащий огонек к моему лицу, задумчиво произнес:
     - Интересно, какими глазами ты будешь смотреть на меня завтра?
     .. Обожженные умирающим огоньком пальцы выронили потухшую спичку, и я почувствовал горьковатый привкус табака на его нежных губах. А потом он свернулся калачиком и по-детски уткнулся лицом мне под мышку. И обнимая за плечи этого большого ребенка, я понял: он просил меня взять в руки хрупкое, как качающийся на ветру фонарь, наше будущее.

[sergunya]

Серж Некто. "Кольцо с бриллиантом"


Когда Лёхе исполнилось шестнадцать, он сказал себе: "Всё. Хватит. Надоело!" Надоело украдкой читать объявления на стенах общественных туалетов, надоело с замиранием сердца и неимоверным страхом покупать газеты и журналы с рассказами про ЭТО. Надоело стыдливо оглядывать с ног до головы симпатичных парней, представляя, как было бы хорошо провести с ними время.

"Так и с ума сойти можно", - рассуждал Лёха и тщательно разрабатывал варианты, с помощью которых можно было не только мечтать, но и попробовать того, чего так давно хотелось.

Вариантов было много, но все они Лёхе не подходили, потому что первым пунктом во всех вариантах стояло одно и то же: "Сначала найду себе друга". Но как найти - Лёха не знал. Сами "друзья" к нему не подходили, а знакомиться с парнями в надежде, что они такие же, как он, Лёха не решался. Кто знает, как долго бы страдал и переживал Лёха, если бы однажды не...

...Он сидел на скамейке и читал Агату Кристи. Неизвестно, случайно ли сел он именно на эту скамейку, или кто-то "свыше" препроводил его к ней, но скамья эта была излюбленным местом встреч "голубого братства" города.

Незнакомец, молодой человек лет тридцати, в черном плаще, строгом черном костюме, черных перчатках и белоснежном шарфе, подсел так неожиданно, что Лёха вздрогнул. Незнакомец был красив, и, что бросилось Лёхе в глаза, слишком бледен. Его серые холодные глаза не выражали никаких чувств и смотрели отрешенно куда-то вдаль. Чуть розовые губы были плотно сжаты, густые черные волосы, несмотря на сильный ветер, были неподвижны, как бы давая понять, что они во всём подражают своему обладателю.

Лёха робко косился на соседа по скамейке, восхищаясь его обаянием и какой-то необъяснимой внутренней уверенностью. Неожиданно незнакомец снял с правой руки перчатку и без доли страха положил руку на колено Лёхе, сухо произнеся:

- Пошли!

Лёха почувствовал, как медленно начинают отказывать все части его тела и холодный озноб пробегает по спине. Он смотрел на широкую, гладкую кисть незнакомца, на красивое серебряное кольцо с маленьким бриллиантом, украшавшее мизинец, и боялся вымолвить слово. Незнакомец сухо улыбнулся, встал и пошел в сторону автобусной остановки. Он шел медленно, степенно, с каким-то явным презрением ко всему и всем.

Лёха испуганными глазами смотрел вслед уходящему и вдруг сорвался с места, бросился его догонять. Поравнявшись с незнакомцем, он молча пошел рядом, как верный, преданный пес.

Незнакомец остановил такси и, сев с Лёхой на заднее сиденье, холодно сказал водителю: "Гостиница "Полет".

Как только такси тронулось, рука незнакомца опять оказалась на колене Лёхи. Молодой человек нежно стал гладить кожаные брюки, смотря при этом, как ни в чём не бывало, куда-то вдаль. Когда ладонь незнакомца коснулась паха, Лёха задрожал и стал медленно врастать в сиденье...

Через полчаса Лёха уже лежал в мягкой гостиничной кровати. Незнакомец всё так же холодно и молчаливо ласкал и целовал парня, доводя его до экстаза, и то и дело подливал в бокал, стоящий на прикроватной тумбочке, дорогого вина.

Лёха мало что запомнил в ту ночь. Видимо, вино сделало свое дело. Помнил только, что незнакомец придумывал такие вещи, от которых было либо неимоверно хорошо, либо неимоверно больно.

Утром Лёха открыл глаза и увидел, что незнакомец, обнаженный, не прикрытый одеялом, спит. Его дыхание было настолько ровным, что ни один мускул на лице не вздрагивал.

Лёха осторожно положил на упругий живот незнакомца горячую ладонь. Тот открыл глаза и вопросительно посмотрел в глаза парня.

- Ты даже не сказал, как тебя зовут, - робко произнес Лёха, обнял незнакомца за шею и теснее прильнул к его телу.

Незнакомец молчал.

- Когда мы снова встретимся? - Лёха поцеловал своего нового друга в плечо.

Неожиданно незнакомец освободился от худощавой Лёхиной руки, потом снял со своего мизинца серебряное кольцо с маленьким бриллиантом, надел его на средний палец юноши и добавил:

- Вставай, одевайся и убирайся отсюда...

Лёха, красный, как перезрелое яблоко, вышел из гостиницы. Опустив голову, парень медленно брел по осенним улицам. Тело его болело, голова раскалывалась. Подойдя к небольшому мосту через речку, протекавшую на окраине города, Лёха остановился. Он долго смотрел на ровные, несмелые волны, на листья, проплывавшие под мостом. Потом вдруг снял кольцо с маленьким бриллиантом, бросил его в мутную воду, плюнул вслед и поспешил к автобусной остановке...

[Ingrit]

Очень интересные рассказы. Мне понравилось  

[rj-karter]

Абсолютно правдивая история: [Для просмотра ссылки зарегистрируйтесь]

[dinni]

Я плакалъ.

[Конь-Огонь]

Абсолютно правдивая история

Смайл вижу.
Но у пистолетов-то мушка обычно есть. Или как там оно называется.
 

[totals]

rj-karter

Абсолютно правдивая история: [Для просмотра ссылки зарегистрируйтесь]

Как не стыдно??! Немедленно уберите смайлик!! Я его уивдел только после прочтения - а теперь представьте, какие мысли у меня были во время прочтения (такие зависливые и черные), а какими они стали, после того. как я обнаружил смайлик!  
А теперь по теме - у Вас еще есть произведения такого толка, не слишком высокохудожественные?

[rj-karter]

Конь-Огонь

Но у пистолетов-то мушка обычно есть.

это где-то максимум 2 миллиметра, и она не режет, то есть она обычно нормальная, сглаженная...
Да и дуло - диаметр не 20 см... а 3 или 5.. не помню уже сколько точно...
Это всё шалости на самом деле...
totals

у Вас еще есть произведения такого толка, не слишком высокохудожественные?

неа... мой лит.агент сказал, что я не пишу порно и поэтому меня не читают. Ну я и написал...   Поскольку я не люблю фантазировать, написал правду...
Вы кстати можете посмотреть тут - [Для просмотра ссылки зарегистрируйтесь] Там естьиз чего выбрать... есть там один автор... Живёт в Вашингтоне по моему, ему около 40 и он работает в стиле бойлав... Он кстати знаком был с нашим местным педофилом - Разиным, который "ласковый май" раскручивал.   ( На свём х*ю.  )
Да, много там интересных людей... и порно качественного много.

И если не проблюетесь, можете это почитать - [Для просмотра ссылки зарегистрируйтесь] Там есть садо-мазо моменты, очень жёсткие...    

[sergunya]

Ребята, а у вас есть что-нибудь по теме? Жизнь-то поди была.. разнообразная? Поделитесь!  

[East Joker]

Еду я один раз в маршрутке. Спереди. Водитель-не то чтобы симпатяга. Наверное альбинос. Мне так нравится его белая щетинка. Он одет в спортивные штаны и дешёвую рубашку-сетку. В его соске была серёжка. Он еле говорил, очевидно, бывший немой.
Еду спереди, народу мало, а времени до х*я.
Случайно моя рука оказалась на его ноге. Я уперся в его упругую мышцу.
Потом промелькнула мысль: ай, терять нечего.
Я стал гладить его правую ногу. Он вроде и не возражал.
На предпоследней остановке, где всегда полно народу он сказал, что машина едет до конечной.
Я засунул руку в его трусы. Никто бы не увидел.
На это он вынул руку с силой, погладил мою ладонь. Я отодвинулся от него.
Он повернулся и хрипло сказал: Потосай. Ну, в смысле Продолжай
Я наклонился и начал гладить его икры. Редкий вид: мускулистые и совсем без волос...
Добавлено:
А что дальше было-расскажу завтра. Или через неделю