ЦитироватьЯ тебя сильно удивлю, что копеечные по гос. меркам расходы на обеспечение беременных качественными поливитаминами, а многим 2000р на них, на эти 9 мес, не осилить, уже заметно скажутся на здоровье следующего поколения?

Это очевидно? Или нет?

польза поливитаминов во время беременности бесспорна... правда первый раз слышу, что на витамины государство деньги выделяет... ты не ошибаешься?

ЦитироватьАналогично, полнообъёмная пренатальная диагностика, и правильное место для абортов по мед. показаниям.
Знаешь сколько стоит генетическая консультация?
А тройной тест?

ЦитироватьОпять же, всё упирается в деньги и в просвещение.

упирается... такая проблема есть и глупо ее отрицать... да, многие анализы дорого стоят... безответственные будущие мамочки тоже никуда не денутся... со многим в твоих высказываниях согласна... только уж очень ты категоричен... нельзя всех под одну гребенку

Безтебятина
1. Гос-во и не оплачивает, а надо бы. Беда как раз в том, что сюсюкаясь о том, как жить инвалидам сейчас, никто не думает о том, что делать, чтобы впредь их было меньше. Правда, странные приоритеты, самой своей сутью не ведущие к разруливанию проблемы?

2. А кого я под одну гребёнку-то? Я сугубо стратегически говорил, об общих тенденциях и направлениях. В той форме, в которой я сказал, вобще некого "под гребёнку" примерять. Просто нужна чётко и внятно сформулированная цель: предотвращать. А уж с тем, что не предотвратилось, заниматься. А пока, из-за отсутсвия предотвращения, социальная система попросту захлёбывается...

Дети инвалиды....да,это ужасно!И какие же сильные люди, которые воспитывают их!!!!!!
А нынишняя молодежь котораю берет на себя право глумиться над ними...они сами инвалиды, только моральные!!!!      bash

Сангрия

ЦитироватьА нынишняя молодежь котораю берет на себя право глумиться над ними...

Кто взял такое право? где оно? Может, мне такие не встречались?

Хочу выложить сюда одну статью. Про то, как живется детям с нарушением интеллекта в учреждениях Минздрава. Сама я о том, как живут там, не знала - нас не пускают в подобные учреждения, поэтому делиться собственными впечатлениями могу только касательно учреждений (школ, садиков, интернатов), которые принадлежат Минобразованию. Это не желание показать, "а как у них всё там в минздраве плохо...", просто туда попадают действительно тяжелые дети, которые не могут учиться (хотя сейчас есть специальные школы и классы для так называемых "имбецилов"  - детей с умеренной степенью умственной отсталости, которые за восемь лет обучения проходят программу первого года обучения в обычной школе). В чем-то я не согласна с автором, в чем-то могу понять действия работник этого интерната.
Сразу хочу предупредить, что статья длинная и очень тяжелая. И каждый сам для себя ответит, нужно ди ему такое знание или иногда лучше быть не а курсе.
Взято из журнала "Большой город". Автор статьи - Светлана Сачкова.

ЦитироватьЯ давно испытывала желание устроиться добровольцем в детский дом. Заниматься с детьми, читать им, придумывать развивающие игры - в общем, по мере сил разнообразить их быт. А также делиться тем, что принято обозначать расхожим клише «человеческое
тепло». Не то чтобы я это самое тепло вырабатывала в избытке ... Но за кадром моей довольно благополучной жизни всегда маячила мысль о существовании обездоленных, совсем маленьких и потому совсем беззащитных людей. Даже среди сирот есть оказавшиеся в наиболее невыгодном положении - дети--инвалиды, которым труднее получать от жизни самые обыкновенные радости.
Беру в руки справочник, набираю номер интерната для детей с нарушениями функций
опорно-двигательного аппарата и изумляюсь, услышав жизнерадостный ответ: «Мы в помощи не нуждаемся». Оказывается, спецучреждения, находящиеся в ведении Минобразования, действительно находятся в относительно благополучном положении, и поэтому мне следует обратиться в те, что принадлежат Минздраву.
То есть туда, где обитают дети, признанные не обучаемыми. Своих подопечных я буду выбирать среди умственно отсталых.
По первому же номеру я слышу:
- Конечно, приходите! Послушайте, а не пойдете к нам воспитателем? Хотя бы на полставочки? Мы посчитаем вам время, будете приходить, когда удобно. Катастрофическое положение с персоналом ...
Но ,к сожалению, я уже работаю и потому чаще, чем раз в неделю, приходить не могу.
- Но все равно - вам необходимо сдать анализы. К детям без медкнижки я вас пускать не
имею права.
Так и проверяется серьезность благих намерений.
Следующие две недели я бегаю по поликлиникам, где меня колют иглами, тыкают в попу
палочкой и просвечивают грудную клетку. На районной СЭС зачитывают двухчасовую лекцию о том, что мы скоро поумираем от СПИДа по вине приезжих, а также о том, что унитаз следует чистить ершиком, лишь будучи в спецодежде, припасенной как раз для этого случая.
Получив заветную голограмму в медкнижку, на следующий же день я отправляюсь в свой интернат.
Старшая медсестра выдает мне белый халат.
- А вы вообще чем заниматься хотите??-
спрашивает.
- Ну,,читать, рисовать, играть в игры ...
У меня с собой книжки с картинками. Медсестра смотрит на них скептически:
- Ну ... Попробуйте.. Нам тут, вообще-то, не до книжек - скорее, помощь по уходу требуется.
Заходим в первую группу. Я начинаю часто моргать, это от запаха: пахнет смесью кала
И хлорки. И еще чем-то сладким. В двадцати кроватках лежат двадцать детей: у одних связаны руки, другие с мычанием бьются головой о прутья, третьи пялятся в потолок, пуская слюни. Нянечка лежит навзничь на кровати.
- А здесь совсем малыши, да? Еще ходить неумеют?
- Ходить--то они не умеют. Только здесь никому меньше пяти нет.
- Они же размером с годовалых ...
- Не развиваются из--за основного диагноза. Здесь у нас кто? Имбецильность, идиотия, дебильность. Даунята еще вот.
Двигаемся дальше. Во второй группе кровати побольше и дети покрупнее.
- Здесь тоже никто не говорит и не понимает, так что читать некому ...
В следующей группе нас встречают громкие возгласы с кроватей:
- Ой, дядька пришел!
- Вот дураки!!- повышает голос толстая няня.- Это девушка, просто у нее волосы короткие.
Няня, в свою очередь, тоже смотрит на меня с любопытством.
- На практику к нам?? Из педагогического?
- Нет, я просто. Сама по себе ...
- Тут у нас одна старушка ходит из церкви какой-то. Тоже просто так. Вы не из церкви?
- Нет,- говорю я.
Я атеист. Но ей об этом не сообщаю.
В последней группе кроватей нет - там все ходячие и почти все нормального, соответствующего возрасту размера. Там я и приземляюсь со своими книжками. Переполненная энтузиазмом, начинаю читать про Усатого-Полосатого. Но через несколько минут я вижу, что детям становится скучно. Они ничего не понимают...Пожилая
воспитательница с доброй усмешкой смотрит на меня из другого конца комнаты. Заканчивается все тем, что дети тыкают пальцем в картинки,
а я называю нарисованные объекты: «Это кошка ... Это девочка ... Это мячик ...» Таким образом мы «прочитываем » книгу несколько раз..
Единственный внятно говорящий мальчик прибегает на несколько секунд и тут же исчезает: не может долго удерживать внимание на одном объекте. Его левое ухо расположено на нижней части щеки, недалеко от носа. Те, кто остается со мной, дерутся из-за мест - все хотят сидеть поближе и карабкаются мне чуть ли не на плечи.
Маша с синдромом Дауна умеет только мычать, но мычанием она довольно искусно имитирует звуки речи - так что я ее понимаю. Она здесь лидер, и все ее слушаются. Маша пытается манипулировать мною тоже: приказывает мне листать, придвигается ко мне вплотную и лезет мне в лицо своим, покрытым коростой неизвестного
происхождения. Я пытаюсь незаметно отодвигаться, чем страшно ее нервирую, и от этого она начинает командовать еще громче. Мне приходится твердо попросить ее отодвинуться. Поняв, что здесь лидером ей не стать, она мгновенно теряет интерес и уходит. Остальные продолжают автоматически тыкать в страницы.
Воспитатель, женщина лет пятидесяти с добрым лицом и светлыми кудряшками, говорит
благодушно:
- Вот видите - какие с ними занятия.. Они же ничего не понимают .Мы пробовали и в игры
играть, и танцевать - к да там....
- Но, может быть, это только сначала так? Если заниматься постоянно, они и говорить начнут...
- Не начнут.. Кому из них дано говорить, те уже заговорили.
Входит худая мрачная няня и объявляет обед.
Дети поспешно рассаживаются за столики и жадно смотрят на подносы и кастрюли. Еда
для них - главное событие. Пока няня разливает суп, тощий подросток, держащий перед собой согнутые руки на манер богомола, крадется к подносу с хлебом.
- Вот, на охоту вышел ... А ну сядь!!- прикрикивает на него воспитатель.
Он дергается от крика и пятится назад. Но тут же встает и снова крадется.
- Ой, да на, возьми ... Чтоб тебя ...
Воспитатель протягивает ему кусок.
- Смотрите, как он сейчас есть б дет...Они ж не соображают. Чувства сытости у них нет. Будут есть, пока еда не кончится. А не кончится - так покуда не лопнут.
Подросток заталкивает хлеб целиком себе в рот и глотает. Снова встает и крадется. Воспитатель звонко бьет его ложкой по лбу: «Сидеть!»
Теперь суп разлит по тарелкам, и дети начинают есть. Еда исчезает мгновенно. Охотящийся подросток тайком опрокидывает содержимое тарелки соседа в свою и поглощает его буквально за две секунды.
- Ах, черт ... Зина, налей Дмитриеву еще половник! Что ж ты делаешь, паразит? Из-за тебя
Дмитриев голодным останется ...
Няня отвешивает подростку затрещину и вдруг подпрыгивает с визгом. Оказывается, самый старший обитатель группы, чернявый восемнадцатилетний паренек, все утро развлекавшийся стучанием головой о различные предметы, выбежал в коридор. С воплями Зина бросается в погоню, а воспитатель благостно комментирует:
- За Киселевым глаз да глаз ... Вы с ним вообще поосторожней. Он сильный - набрасывается и начинает душить. Как-то медсестра ему делала укол, он запомнил и в следующий раз исподтишка подходит - и на ей кружкой по голове! Шесть швов наложили...
Зина притаскивает Киселева за шиворот:«Ах ты сука, сука! Кусаться еще будешь! Ублюдок
вонючий!» Бьет его по голове кулаком, затем - головой об стену.«Вот дрянь паршивая!» -
и удаляется, вытирая руки о передник.
Я машинально беру с подноса к сок хлеба и начинаю его жевать, не спуская глаз с Киселева. Он сидит насупившись, потирая затылок. Черные глаза его бегают, как у зверя.
- Хотите, вон Юлю покормите ... Она сама не ест,- предлагает мне воспитатель тем же ангельским тоном.
Я беру тарелку с супом и отправляюсь к девочке, которая все утро спала, свернувшись
клубком на стуле. Из-за квадратной челюсти и неприятных косых глаз на девочку она совсем не похожа. Подношу ложку к ее рту, и она послушно глотает.
- Да, у нас работа тяжелая,- мечтательно продолжает беседу воспитатель.- Я вот уже шестнадцать лет здесь работаю. Это сколько же нервов потрачено, сколько всего натерпишься ...А испарения аминозина - ведь для здоровья это
такой вред!
- Как--как?- переспрашиваю я..
- Аминозин. Это лекарство такое - их же здесь три раза в день им кормят. Психотропный
препарат - он испаряется у них вместе с мочой, с дыханием, а мы дышим ...
- Так вот чем здесь пахнет! А я-то все не могла определить ...
- Вот! А мы дышим здесь изо дня в день, изо дня в день. Но не давать им никак нельзя - знаете, что бы было без аминозина? Они бы тут на голове ходили. Нас бы уже поубивали всех ... А вот вы думаете, они не понимают ничего? Они все, что им надо, понимают. Вот посмотрите сейчас, как они будут таблетки принимать.
Действительно, появляется Зина с таблетками, вместе с воспитателем начинает кормить
ими детей. Дети вырываются. Воспитатель скручивает ребенка, а Зина протискивает между
зубов ложку с едой, в которой спрятано лекарство. Еда оказывается проглоченной, а таблетки почему-то вываливаются на пол. Зина поднимает их, и все начинается сначала.
Когда все таблетки приняты, воспитатель ведет детей гуськом в туалет, а затем в спальню: тихий час. Зина протирает залитые супом столы, поскальзывается на суповой луже и говорит мрачно:
- Вы теперь домой идите....Дети б дут спать - больше тут помощь не требуется.
Да ,помощи от меня было никакой, это точно.
- Ну как??- любопытствует старшая медсестра..
Я кисло улыбаюсь в ответ.
- А вы идите во вторую группу, там еще обед только начался. Поможете кормить - у нас там сегодня няня медлительная.
И ведет меня к медлительной няне в группу лежачих.
- Вот, Вера, вам девушку привела помогать. Покажите ей, как детей кормить.
Мне нигде не рады. Недовольно бормочущая Вера, похожая на старого колобка, наполняет металлическую миску супом, крошит в него хлеб, затем толкушкой превращает все это в однородную массу. Оборачивает шею первого попавшегося ребенка пеленкой и сует мне в руки ложку.
- Нужно его посадить??- спрашиваю я..- Или как-то голову приподнять?
- Ничего не надо,- отзывается Вера с досадой.- Они так кушают..
Набираю в ложку суп и подношу ко рту мальчика. Рот закрыт. «Заталкивайте, заталкивай-
те»,- подбадривает Вера. Я заталкиваю, с ужасом ожидая, что ребенок подавится. Но пища проваливается, побулькивая. Я не знала, что можно есть лежа. Окрыленная, продолжаю заталкивать.
Иногда пища стекает по щекам - я подгребаю ее ложкой и отправляю обратно. Через какое-то время пища проходить перестает совсем.
- Наелся,,- сообщает Вера..
Я уже сама делаю смесь и направляюсь к следующему ребенку. В этой палате лежат дети от пяти до тринадцати лет. У всех отсутствующие взгляды, но отсутствующие в разной мере. Некоторые выглядят так, будто отсутствуют временно. Словно тот, кто находится внутри этой физической оболочки, куда-то улетел или глубоко затаился. А другие производят впечатление, что внутри у них никого нет и не будет. Еще их, конечно, портят гнилые зубы. Эти дети никогда не знали зубной щетки. Все они обриты наголо - как объяснила медсестра, чтобы волосы не сбивались в кудели. Почти все хрипят. Это побочный эффект жизни в лежачем положении: легкие не работают в полную силу и атрофируются. Лежачие и умирают часто от воспаления легких. Как сказала та же медсестра, в данный момент трое детей находятся в реанимации по этой самой причине.
Вера, кряхтя, кормит маленького, с огромной головой:
- Ой, как трудно ест... Всегда намучаешься с ним ...
Рот у ребенка не открывается, и Вера со скрежетом протискивает ложку между его зубов.
Крошечная девочка на последней кровати, увидев меня, распахивает глаза и улыбается, как
от неимоверного счастья. Завершив кормление, я тискаю ее, щекочу, глажу по жидкой щетине на голове, дергаю за паучьи ручки и ножки - тонкие как былинки. Девочка беззвучно смеется. Даже Вера вроде бы оттаивает:
- Это Леночка. Приятная девочка, да? Только их нельзя баловать. Потом привыкнут и начинают орать все время. А если их двадцать штук будут орать и требовать внимания, когда же дела делать?
Пристыженная, я отхожу и собираю посуду: мне поручили вымыть ее в подсобке. Вспоминая лекцию на СЭС, где говорилось, что ветошь для мытья посуды должна быть всегда выстирана в хлорамине и высушена на ветру, я собираю со дна раковины серые склизкие тряпки и тру ими тарелки под струей воды. Возвратившись в группу, застаю Веру с большим ведром мыльного раствора и пачкой пеленок.
- Вот, на три дня дали ... Ну куда тут на три дня? Тут и на день не хватит! Они ж ходют по три раза на дню. А некоторые - что хороший мужик....
Горестно она считает пеленки и начинает показывать, как переодевать ребенка. Грязное -
долой, промежность протирается мыльной тряпкой, если очень грязно - то протирается
два раза, и накручивается свежая пеленка. От Веры я узнаю, что переодевать детей положено три раза в день, а на памперсы денег нет. Получается, что они по несколько часов лежат в мокрых пеленках. Но все-таки опрелостей я ни у кого не наблюдаю.
Наконец, Вера уносит ведро и грязное белье. Вернувшись, предлагает мне супу:«Я свой уже съела... А вы вот тут вот садитесь ...» Но я отказываюсь - я уже видела этот суп и больше смотреть на него не могу. Отыскиваю в своей сумке пачку сушеных кальмаров и с остервенением на них набрасываюсь.
- В третью группу пойдемте. Чайку попьем у Любы.
Отправляемся - это как раз там, где меня приняли утром за «дядьку». Мое появление
вновь вызывает бурю эмоций. Толстая Люба кладет кипятильник в банку с водой:
- Чего галдите? А ну молчать! Уши закладывает.
Вера кивает на пустую кровать:
- Что, лысого опять забрали?
- Да, опять. В реанимацию. Может, и не вытянет. В тот раз привозили - говорят, еще вот
так пару раз, и все. Может, оно и к лучшему...
Люба смотрит на нас своими круглыми, почти прозрачными глазами.
- Что это, жизнь, что ли? Что, я неправильно говорю?
Вера пожимает плечами. Люба продолжает:
- Мой чеченец меня уморил сегодня. Как рот откроет - так на целый день. И, главное, хоть
в лепешку расшибись - ничего не действует. Никак не заткнешь ...
Пока они разговаривают, я хожу между кроватями. Ребенок, действительно похожий на чеченца, крепко спит.У него разбит нос, и подушка испачкана кровью. Люба начинает ходить между кроватей и рассказывать:
- Тебя Света зовут, да? Вот, смотри, вот этот полный ноль. Вот этот - даун.. Ноль ... Ноль...Ноль ... Ну эта хоть что-то понимает ... А это мой сыночек! Я его так называю. Он у меня никогда не орет. Любит. Я тебе точно говорю - как я приду, он счастлив ... Он все понимает, не говорит только.
Люба обнимает симпатичного белобрысого малыша, целует его в голову. По себе я уже
знаю - здесь у каждого есть любимчик.
- А вон тот из пробирки, полный ноль. Их сразу трое было - близнецы. Вот его сестра лежит. А третий сразу умер... Им по восемь лет, а не скажешь, да? А Илюхе вон вообще девятнадцать,- указывает она на подростка в инвалидном кресле.- Он по закону уже должен быть во взрослом интернате, но у него здесь бабка
работает - умолила еще тут его подержать. Жених наш, да, Илюх?
Илья улыбается смущенно.
- Вот, бабка йогурт тебе передала. Открывай хлебальник.
Люба делится охотно, по-свойски,- видимо, она нашла меня неопасной:
- А вот Славка. У него мать в родах померла от астмы, так его щипцами вытаскивали. Вот
него и голова огурцом. Ну, у кого голова огурцом? А х...й у кого огурцом?
- У меня,,- улыбается десятилетний Славка.
Я думаю, что ослышалась, но тут говорящие дети хором подхватывают: «Х...й огурцом, х...й огурцом ...» Всеобщий смех.
Меня зовет к себе косоглазая девочка в розовой кофте, а Люба грозно предупреждает:
- Смотри, Лерка, на руки не просись!
- Нет-нет, я не прошусь!- спешит разуверить ее Лера. Присаживаюсь на стул у ее кровати,
и она начинает рассматривать мои часы, украшения, ногти. Мальчик с соседней кровати обращается ко мне, но я его не понимаю. Лера переводит:
- Он спрашивает, есть у тебя дома телевизор?
- Есть. А как его зовут?
- Дима.
Дима снова что-то говорит, нечленораздельно. Лера опять переводит:
- А что еще у тебя дома есть?
- Ну, холодильник. Плита. Чайник. Книги...
Постепенно я понимаю, что жизнь устроена по своим законам. Когда ее устраивали, меня никто не спрашивал, и потому я не буду лезть в нее со своим уставом. Я хожу в интернат раз в неделю. Не задаю лишних вопросов. Больше не приношу книжки - тихо кормлю детей, меняю пеленки, мою полы. Беру на руки, разговариваю, ласкаю - но только исподтишка. Чтоб не подумали, что я пришла баловать.