Попрошу высказать мнение о моём слоге по отрывку из приключенческой фэнтезийной повести собственного сочинения (хочу сказать, что повесть хоть и с драконами, но без всяких там эльфов, орков и гномов с хоббитами):
«Пустыня! Вечная как смерть!!! Тянется за горизонт, отдавая зрителю всю свою красу. Она бесконечно рассыпается неровностью барханов, а небо абсолютно чистое, столь же вечное, уравновешивает ландшафт. И во всём этом зрелище таится смерть. Смерть тех путников, которые забредут сюда без припасов и погибнут в этих раскалённых песках под яростью солнца.
Но вот и покой гордой пустыни нарушается… Тенью, которая бежит по песку. Это чудо – зверь парит в небе, отбрасывая её.
А зверь действительно чудный – от заострённого носа до кончика длинного шипового хвоста далеко за десять саженей наберётся. Шириной чудище в четыре обхвата. Вороная чешуя покрывает всё тело. Две пары лап вооружены столь же чёрными, цепкими когтями. Вытянутая зубастая пасть, свирепые глаза, короткая шея. Крылья, держащие чудище на гордой высоте.
Дракон! Смотрит вдаль с уважительной покорностью, а на землю лишь изредка переводит недовольный взгляд, с призрением выпуская языки пламени из ноздрей и недовольно порыкивая.
На драконе восседают двое вояк, удерживаясь в дивных драконьих сёдлах. Оба сияют грозными чёрными доспехами; доспехи полные настолько, что всё до членика пальца в металле; на уровне поясниц длинные ножны с не менее длинными лезвиями мечей. Один управляет летуном, другой у хвоста, как заяц, прижался к неровной коже ящера, боясь сильных потоков воздуха.
Тем временем монстр уверенно несёт двоих над утреней ясной пустыней к исполинской горной стене. Вот она близко так, что камень из парши долетит. Уже видно как над нею поднимаются по-нищенски маленькие шапки облаков, а потому дракон, не боясь, подчиняется «вознице» и набирает высоту, поднимаясь над горами.
Но вдруг беда! Рулевой не сообразил, что за преградой гор спрятался «зефирный гигант» (скопление облаков) и теперь резко выпрыгнул, дабы злорадно поглотить «воздушных всадников». Вот мерзавец, а ещё с небом дружит! Вот воинам стало не зги не видно, даже вытянутой руки не разглядеть.
«Возница» спикировал летучего коня к земле. Воздух так воспротивился, что чуть не смял летунов в комок, но они всё же вынырнули под облаками, пикирую над пиками. Но не тут – то было! Неожиданно, разорвав облачную дымку, явился другой дракон, очевидно, он всё это время барражировал над «зефирным гигантом», готовясь, напасть.
Это чудище будет повыше рангом черного дракона - в два раза больше, в два раза величественней, но при этом на порядок быстрей; чешуя жёлтая; глаза адско-красные, суженные по краям.
Одним взмахом крыла жёлтый дракон настиг черного ящера, и стало видно, что тот казался лилипутом, в сравнение с желтяком. Яркое жёлтое пламя вырвалось из пасти нападавшего, прошлось прямо по «всаднику» у хвоста чёрного дракона. Желтый дракон благополучно скрылся в облаках. В ответ «черные» воины обнажили необычно изогнутые мечи. Доспех опаленного бедолаги, который сидел на заднем седле, ещё больше почернел, от него повеяло дымом. Воин злобно вскрикнул.
Жёлтый дракон вновь появился, но уже с другого бока, пролетел чуть выше черняка, и в это время с него, сделав в воздухе сальто, спрыгнул другой воин, меч которого был уже оголённым. Меченосец приземлился на вороные межкрылья, под ногами хрустнуло. На нападавшем сидел, такой же, как у воев на первом драконе, чёрный доспех, а в руках изогнутый, как волна клинок.
Три великанских шага к «обгорелому», взмах, исполинский удар по груди! И вот, хвостовой не удержался! Уже летит вниз с неистовым криком, в предсмертном ужасе меч вылетает из его рук, там внизу уже закончился массив, растянулся оазис, озеро, джунгли. Злодей лишь попрощался взглядом с летящим к смерти, как вдруг услышал свист оголяемого меча; обернулся; «возница»; взгляды из глазных щелей шлемов перекрестились, если б это были секиры, то раздался бы оглушительный лязг.
Нападавший воин парировал удар, сделал выпад, очутился за спиной рулевого. Вот и ещё один погибший! Но кто?
Лишь лезвие злоумышленника, покрывшееся от острия до рукояти красными каплями, развеивало сомнения.»
