Рабочее название: АФ (адское фэнтези)
Глава 1.
Все эти люди, что переступают через окровавленные тела воинов и лошадей, через отрубленные головы и засохшие лужи внутренностей, все они носят на лицах шерстяные повязки, все либо хромают, либо сгорблены, будто старики: у каждого свой изъян.
Они тяжело с хрипом дышат, больные или покалеченные - люди молча бредут по усеянному трупами полю. Со стороны компания с повязками на лицах напоминает банду хворых разбойников. Девятнадцать человек, старающиеся не тревожить своей поступью ни груды мертвых тел, ни редкие выжившие цветы.
Невольные участники войны - георгины, чьи острые белые лепестки, так волшебно играющие светом и тенью, орошены красными точками; втоптанные в землю астры или полевые колосья, осторожно распрямляющие свои надломанные стебли, прижатые к земле красными нитями вырванных вен и артерий. Циннии, с трудом поднимающие свои мятые бардовые, синие, желтые цветы к солнцу через препятствия отрубленных кистей и пальцев, через куски плоти и разбросанную кругом сталь. Люди обходят нежно-голубые флоксы, отравленные свернувшейся кровью в почве, ее впитавшей, обходят шиповник – зеленое королевство, богатое яркими оранжевыми огнями - увешанный густыми узорами скользких кишок. Они не наступают на дикие накрененные розы, шипами сопротивляющиеся надавившей массе отрубленной головы или руки, не мнут сапогами некогда красивые и гордые тюльпаны. Гладкие идеальные стебли надломлены, безупречные радужные цветы – неровные отголоски прошлой жизни.
- Если Боги начнут войну между собой, они уничтожат наш мир случайно, - сквозь жаркую шерстяную повязку говорит мужчина с деревянной левой ногой.
Каждым шагом он аккуратно ставит свой протез меж телами воинов.
Тела - это люди в тяжелых доспехах. У изголовья одного из них осторожно качается на ветру желто-красный бутон и плавает тенью на мертвом лице, другой будто защищает закованной ладонью стебель чудом не пострадавшей астры.
Последняя травинка, за которую с нелепой надеждой хватается срывающийся в пропасть путник.
Мертвые люди с дикими цветами у ног, люди, осыпанные сухими лепестками, прикрытые нежной защитой накренившихся восходов, герои, украшенные природой. Кругом павшие воины с усыпальницами из сломавшихся и мятых роз. Их доспехи сильно покорежены и вмяты во многих местах, а кое-где даже пробиты насквозь.
Тела - это светлые эльфы в легких бригантинах или кольчугах, все еще сжимающие в одеревеневших руках алебарды или композитные луки с лопнувшими тетивами. Лежащие на поляне эльфы - красота посреди красоты. Древки стрел, торчащие из их остывшей плоти, будто растут вместе с утопившими в себе трупы тюльпанами. Кажется, Светлые не хоронят своими грациозными телами цветы, а лишь хоронят себя в них, не ломая, не лишая природу жизни.
И здесь же, разбавляя монотонность, будто на шахматном поле, лежат тела Темных эльфов. Их черные доспехи, - трехмиллиметровая сталь, покрытая слоем краски – доспехи врагов. Кругом них – завядшие, мертвые цветы. Цветы, утерявшие свою яркость, засыпанные землей, утопленные в грязи. Могилы темных эльфов – иссушенные, обреченные бутоны, согнувшиеся потемневшие стебли, опавшие рассыпающиеся листья и лепестки.
Люди вместе со Светлыми эльфами противостоят в этой войне Темным. Но сейчас, днем позже сражения, по полю идут лишь представители человечества.
С повязками на лицах, они не гнушаются топтать траву или случайно давить насекомых, своими шагами они зарывают в земле сорняки, даже не смотрят под ноги, когда наступают на хвощи или полынь. Этим людям вовсе не важно сохранять жизнь, куда важнее им оставить нетронутой красоту. На полях сражений именно красота становится противоположностью смерти.
Поэтому девятнадцать человек так бережно и аккуратно обходят каждый нетронутый случайной яростью боя прекрасный цветок, каждый не задетый возвышающийся стебель колоса. Эти островки жизни, затерявшиеся в океане крови, отвлекают на себя внимание, притягивают взгляд сквозь нагромождения бездыханности, сквозь лабиринты стеклянных очей и застывших криков. Цветы, томящиеся в тюрьмах из холодной плоти, в глазах инвалидов возвышаются своей красотой над своим заточением, их незаметная доселе яркость становится божественной среди ужаса смерти. И эта фальшивая божественность затмевает собою кровь и боль, помогает найти прекрасное на дне ада.
Люди в повязках отмахиваются от мух, роями жужжащих черных точек трясущихся в воздухе. Пройдя поляну, они останавливаются.
– Здесь, - произносит человек с протезом.
Этот инвалид – лидер группы. Все кивают, а высокий лысый мужчина без одной руки и с неровным шрамом на голове идет в сторону дороги, свистит и машет ладонью. Через какое-то время к нему подъезжают четыре телеги, запряженные старыми лошадьми. Поводья свисают в руках бородатых седых стариков, щурящихся от дневного света и не выпускающих изо рта желтые тростинки.
- Работаем, - хлопает в ладоши человек с протезом. - Как всегда: доспехи, оружие, трупы отдельно!
Когда заканчивается сражение, усталые победители спешат отгородить себя стенами праздников и поминок от поля прошедшей битвы, оставляя по ту сторону защищённых ими городов и посёлков мертвых товарищей и союзников, не сумевших выстоять в бою. Победители хотят, чтобы павших подготовили к похоронам, хотят закончить сражение, и с последним ударом меча уже чтить память друзей, с тоской провожая их деревянные гробы. Солдат не интересуют послевоенные трудности, они заслуживают, чтобы теперь работали и старались те, кто не смог пойти в бой. Поэтому ремесленники сколачивают доски, стелют мягкую ткань, привинчивают к гробам отполированные крышки и гравируют именами могильные плиты, рабочие роют ямы на кладбищах, чиновники готовят речи, командиры составляют списки представленных к наградам солдат. Повара колдуют над яствами, а виноделы, потирая усы, договариваются о ценах на многолетний урожай. Все разбегаются по своим местам, все заняты работой, достойной победителей.
Люди с повязками режут ремни доспехов на краю поляны, кряхтя и хрипло ругаясь сквозь слой ткани, стягивают броню с мертвых тел. На их потные лбы садятся мухи, железные пластины царапают ладони даже через толстые перчатки, а жаркое солнце выдавливает последние силы.
Калеки грузят доспехи, оружие и выцарапанные из стали тела на телеги. Отрубленные конечности также скидывают извозчикам… Ни капли крови не падает на дорожный песок.
Кто-то должен стать связующим звеном в цепи, кто-то должен придти на место сражения и забрать мертвых. Ни один ремесленник не станет этим заниматься: он сможет поучаствовать во всеобщей победе иначе. Так, как привык; так, как умеет.
Самыми бесполезными люди всегда считали тех, кто вдруг разучился быть тем, кем быть умел. Художник, разучившийся писать картины, лесоруб, заявивший, что не может больше поднять топор. Убийца с проснувшейся совестью, бард, лишившийся голоса.
Эльфы никогда не бросают своих сородичей в подобных ситуациях, наоборот – несчастным помогают, заботятся о них.
Калеки продвигаются вглубь поляны.
Чтобы снять с эльфа бригантину, нужно перевернуть его на живот. Ремни бригантины находятся со стороны спины: два чуть выше поясницы и еще два на уровне лопаток. Когда эти ремни расстегнуты или разрезаны, можно снять доспех через голову, однако часто к его корпусу крепятся наплечники и наручи, что усложняет процесс.
В вопросах морали у людей все иначе, нежели у эльфов: солдата, серьезно пострадавшего на войне, никто не встречает заботливыми взглядами, никто не предлагает ему опеку. Он теперь не способен воевать, а делать что-то другое просто-напросто не умеет.
Два десятка лет воспитывать свой организм, укреплять мышцы, оттачивать навыки фехтования, тренировать силу воли и духа, убеждать себя, что никого и ничего не боишься - а потом потерять ногу или руку в первом же сражении – это и называется разочарованием в жизни. Такой человек бесполезен, ему нужно либо попрошайничать, либо устраиваться на самую черную работу. Единственным вариантом для солдата-инвалида становится тот труд, которого он хотел избежать, будучи победителем. Чтобы хоть немного заработать, человек забирает с поля погибших, их доспехи и оружие.
Среди инвалидов, стаскивающих плоть и сталь к телегам, равнодушно ожидающим груза, встречаются и зрелые бойцы, и совсем ещё молодые парни. Люди разного возраста в одном социальном статусе. Иногда государство заставляет думать, что жизнь прожита зря, иногда наоборот. В любом случае, простой люд занят самообманом.
Однорукий мужчина со шрамом на голове не может поднимать тяжести. Потому в его обязанности входит поиск уцелевших эльфийских стрел. Он аккуратно вытаскивает их из врагов, с усилием вырезая на окоченевшей плоти небольшой крест так, чтобы центром его стало торчащее древко. Однорукий ищет стрелы, торчащие из земли, переворачивает ещё не остывшие тела, до самого вечера не покидает места сражения, ползает в грязи и порой спрашивает безнадёжно:
- Вы не видели стрел? Не видели?..
При его огромном росте – это не самый удобный способ заработать на жизнь, но больше калеке, когда-то умевшему обращаться с двуручным оружием, рассчитывать не на что.
Платят за каждую стрелу в отдельности, потому поиск и превращается в настоящую манию. Стрелы давно стали однорукому дороже всего на свете, он буквально одержим ими. Ищет в тавернах, харчевнях, на мощенных улочках поздними вечерами, выкупает у мальчишек за еще меньшие деньги, чем получает сам. От бедности, он даже стал воровать стрелы с военных складов, а потом приносить их в качестве найденных. Для этого однорукий таскал с собой на поля сражений помимо пустых уже наполненные колчаны и пачкал металлические наконечники землей. Никто не стал его выдавать.
Когда телеги наполнены, их отправляют в сторону города. Старики-извозчики постоянно спорят между собой, кому на этот раз везти мертвецов. У них существует какая-то своя договорённость, но о ней постоянно «забывают». Пока телеги отсутствуют, люди в повязках складывают отходы войны прямо на дорогу. Нечастые путники, проходящие мимо, зажимают носы и ускоряют шаг.
Хоронить воина принято в доспехах, с личным оружием, но это довольно дорого. Погибшего солдата одевают в железный аналог лат, а в руки кладут дешевый фальшион. Гроб засыпают лепестками роз – как недавно ветер засыпал место сражения.
Боевые доспехи и оружие погибшего обычно достаются молодому новобранцу.
Наследство от сгинувших поколений.
Трупы Темных эльфов скидывают в громадные ямы, называемые вражескими братскими могилами, а доспехи их, отчищенные от краски и гравировок, также передают молодой пехоте.
- Там нет больше? – однорукий лысый мужчина, набивающий свои колчаны-кошельки, сжимает в ладони три древка.
- Неа. Остальные сломаны, я посмотрел.
- Хорошо… - он с некоторым недоверием глядит на гору трупов, где была найдена его деревянная валюта. – Спасибо, Море.
Однорукий уходит.
Стрелы эльфов – необычные стрелы, их не сделать, будучи простым оружейником. Умей отличать оригинал от подделки – и тебе будет, что жрать вечером. Так частенько говорит однорукий.
Море – молодой хромой парень. Ударом булавы ему выбили коленную чашечку. Лекари сказали, уже ничего не поделаешь. Сказали, хорошо, что ноги не лишился. К тому же Море потерял правый глаз, и из-за этого носит черную повязку, будто пират.
Такое странное прозвище он получил в детстве за свои красивые синие глаза. Теперь ему говорят, что море наполовину высохло. Море только ухмыляется в ответ.
Помимо основной работы погрузчика тел, он так же должен следить за распределением шлемов.
Бацинеты в этой партии, салады в этой. Шапели и мариньены в следующей.
- Дело не в наших травмах, - говорил Море несколько месяцев назад. – Даже хромой и без глаза я буду лучшим извозчиком или столяром, чем все те безмозглые старики. Просто никто не хочет возиться с мертвяками. Все считают, будто солдаты это сделают лучше, потому что они привыкли, - Море смотрел куда-то вдаль, когда все калеки, сидящие вокруг него, курили и слушали. – А я и не солдат вовсе, я ведь только в одном бою побывал.
первый типа - я рад )) 
